Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи - Вадим Георгиевич Устинов

Ричард! Твоя слава далеко разносит могущественное имя. Тебе завещано владычество над миром, твое положение надежно под властью такого великого кормчего. Твой король – зеркало, отражаясь в котором ты наполняешься гордостью; звезда, блеском которой ты сияешь; столб, поддерживающий твою мощь; молнии, посылаемые тобой на врагов; слава, благодаря которой ты достигаешь горних вершин[6].

Этот фрагмент ни в малейшей степени не претендовал на историчность, поскольку служил Винсофу лишь доходчивой иллюстрацией к одному из теоретических положений его поучительного трактата. Однако он, вне всякого сомнения, отражал реальную точку зрения автора.

Свидетельств подобного рода можно найти массу, причем не только в среде хронистов, сановников и ученых. То же самое чувствовал и простой народ, довольно быстро позабывший о перенесенных тяготах и поборах, наложенных на него Ричардом. В начале правления Эдуарда I Длинноногого – то есть в 70-е годы XIII века – англичане распевали по всей стране песню, в которой истоками «двойного цветения славы Англии» назывались победоносные войны Эдуарда I и доблесть Ричарда I[7].

Спустя полвека после гибели Ричарда Львиное Сердце пыль суетных попыток отыскать изъяны в его характере и в его действиях наконец осела. Политический резонанс пропагандистских вбросов со временем потерял свою актуальность, осталась жить только героическая легенда. В памяти жителей Италии, Германии, Испании и Англии король-крестоносец Ричард Львиное Сердце остался непревзойденным полководцем, паладином, сражавшимся за возвращение Гроба Господня и за освобождение Святой земли.

Даже непримиримые прежде французы признали, что развязанная против короля Англии кампания не достигла своей цели и была всего лишь попыткой сторонников Филиппа II Августа оправдать неоправдываемое. Искренне преданный французской короне хронист Обри, монах-цистерцианец из аббатства Труа-Фонтен, через 40 лет после смерти Ричарда Львиное Сердце не смог не воздать ему должное и подробно перечислил все те деяния, которые действительно составили славу короля: умиротворение Мессины, завоевание Кипра, захват александрийского дромона в морской битве и помощь Яффе[8].

* * *

Не все средневековые хронисты захлебывались от восторга, заводя речь о Ричарде Львиное Сердце. Однако большинство все-таки говорило о его величии как о чем-то само собой разумеющемся. Неизвестный автор «Жизни Эдуарда Второго», написанной в начале XIV века, укорял своего короля за неумелое правление, сравнивая его с правлением Ричарда, который «еще до истечения третьего года <…> рассеял везде и всюду лучи своей доблести»[9].

Продолжали считать Ричарда Львиное Сердце великим государственным деятелем историки XVI века. Тюдоровский историограф Полидор Вергилий посвятил ему целый панегирик, восхваляя его как правителя и как человека, оправдывая практически во всем.

Он был столь же красив телом, сколь превосходил других величием духа, и потому по справедливости получил прозвище Львиное Сердце. Он был снисходителен к своим солдатам, щедр к своим друзьям и гостям, суров и непримирим к своим врагам, одержим жаждой сражений, избегал покоя, всегда был готов к опасностям и не ведал страха. Вот каковы были его достоинства. И его пороки, если их сопоставить с его достоинствами, его возрастом и его военными подвигами, окажутся либо абсолютно ничем, либо пустяками. Ибо среди простонародья отмечали его гордыню, которая обычно сопутствует величию духа, равно как и похоть, рожденная юными годами, и, наконец, алчность – позор, которого нелегко избежать командирам и полководцам, стремящимся получить деньги без разбора как от друзей, так и от врагов, ибо они испытывают в них великую нужду для ведения войн[10].

Вслед за Вергилием и другой английский историк, живший на рубеже XVI и XVII веков, Джон Спид также считал короля человеком незаурядным и достойным восхищения: «Он отличался Sagacis ingeny, острым и проницательным умом <…> Он проявлял свою любовь и заботу об английском народе, а также непосредственно о Правосудии»[11].

Можно возразить – кому как не английским историкам пристало возносить хвалу своему соплеменнику. Но, во-первых, именно Англия больше всех прочувствовала тяжесть десницы короля, обложившего ее немалым налогом. А во-вторых, именно на Туманном Альбионе раздались первые голоса против устоявшейся трактовки деяний и характера Ричарда, господствовавшей в течение несколько столетий. Ниспровергателем основ в XVII веке выступил, как водится, совсем не историк, а придворный поэт и драматург Сэмюел Дэниел. В «Собрании истории Англии» он писал, противореча своим предшественникам практически во всем и не утруждая себя отсылками к источникам:

Он взыскал с этого королевства и потратил больше, чем все его предшественники, начиная с Нормандца [Уильяма Завоевателя[12]. – В.У.]. И все же был достоин меньшего, чем кто-либо из них, поскольку здесь не жил, памятников благочестия или каких-либо других общественных сооружений после себя не оставил. Если когда-либо показывал любовь или проявлял заботу об этом народе, то лишь для того, чтобы получить с него все, что только возможно[13].

Столь неожиданная смена тональности произошла не просто так, а явилась следствием придворных политических интриг. Как раз в то время король Джеймс I[14] активно противился влиятельным силам, вынуждавшим его встать во главе общеевропейского протестантского «крестового похода» против Испании. Поскольку эскапады Сэмюела Дэниела сводились к обвинениям Ричарда в разграблении Англии с единственной целью растранжирить деньги в заграничных предприятиях, такой поворот вполне отвечал интересам короля Джеймса.

Это далеко не единственный случай, когда роль застрельщиков в кампании по «низвержению кумира» брали на себя люди, чьи профессиональные интересы лежали совсем не в области истории и чьи познания в этой науке были откровенно невелики. Так, к пересмотру общепринятой оценки Эдуарда Черного Принца активно призывала некая Луиза Крейтон – писательница и лидер британских суфражисток, посвятившая значительную часть своей жизни борьбе за права женщин[15].

* * *

Поначалу радикальное переосмысление образа Ричарда Львиное Сердце, этого героического короля, не получило широкого признания у историков. Даже спустя полвека после инсинуаций Сэмюела Дэниела сэр Ричард Бейкер, автор «Хроники королей Англии», продолжал считать его образцовым правителем.

Его пороки по большей части были не более чем подозрениями: много говорилось о невоздержанности, но ничего не доказывалось. Однако его добродетели были очевидны, так как во всех своих поступках он проявлял себя доблестным (из-за чего и получил прозвище Coeur de Lion), мудрым, щедрым, милосердным, справедливым и более всего набожным[16].

Тем не менее постепенное изменение отношения к инициированным Святым престолом, то есть католической церковью, крестовым походам, ставшее долговременным следствием протестантской Реформации, сделало ревизию правления Ричарда практически неизбежной. В 1675 году сэр Уинстон Черчилл, ярый роялист и отец знаменитого военачальника и интригана Джона 1-го герцога Малбороского[17], мог себе позволить написать так:

Этого короля, хотя он и был первым, я назову худшим из всех Ричардов, которые у нас были.